Моему дедуле.
Спасибо тебе, деда, за твои теплые руки.
«Помню, как однажды ночью за мамой приехала скорая помощь. Я тогда очень испугалась. Мне было всего-то 4 года. Мама собиралась быстро. Периодически она вскрикивала, не громко, чтобы не разбудить меня. Но я все же проснулась. Хотя дверь в единственную комнату нашей однокомнатной малогабаритной квартиры была плотно закрыта, и только полоска света из-под двери предательски рассекречивала тайный мамин заговор. В коридоре слышались голоса. Я не выдержала и вышла из комнаты, заспанная и лохматая. На пороге стоял дедуля. Он только что приехал, хотя был глубокая ночь. Ласково взял меня на руки. Несмотря на то, что на улице было начало апреля, и погода была совсем не весенней, руки у него были теплые. Я начала хныкать, но мама пояснила, что пришло время ей идти выбирать мне братика. Я непременно хотела братика. И когда за мамой зашел дядя в белом халате, я крикнула ей вслед, чтобы покупала только братика. После того, как за мамой закрылась дверь, дедушка отнес меня в кроватку и рассказал сказку. Я заснула. Не помню, почему именно дедушка приехал, чтобы побыть со мной. Папа тогда бы на курсах повышения квалификации, кажется. А бабушка… Хм, не знаю, где была бабушка. Но я была только рада оказаться в эту ночь в компании с дедой. Он был настоящим рыцарем. Из числа тех благородных людей, для которых дружба представлялась не обоюдным распитием сорокаградусной, а по-настоящему всеобщим братским единением, заговором против смерти…»
… Холодное дыхание ноября напоминало о наступающей зиме. Земля совсем промёрзла и давала о себе знать постоянной простудой из-за бесконечного пути вперёд, к победе. Сегодня был День рожденья солдата Шелухина. Исполнилось 19, а такое ощущение, что все 50. Здесь, на фронте, год считался за 5, а, может, и за десять. Нужно идти вперёд остальных солдат, чтобы прокладывать связь с миром. А он ещё существует, этот МИР? Идёт война! Мир где-то там, в Америке или лесах Амазонии. Вой-на планете!
-- С Днём рожденья, Андрюха! От своих весточку получил?
-- От кого?...
…Сквозь холодное дыхание ноября пролился тёплый луч света. Женщина совершала своё главное предназначение, без мук. Умерла практически сразу, даже не услышав крик сына. Потом отец и бабка оставили 5-летнеого мальчугана одного. Чужие люди, куры, свекла с грядки и лепёшки из травы и коры. 1933 год… Пухлые люди умирали прямо на улицах. Андрей выжил. Армия…, и вот в конце июля 41 го года дембель, собирался домой. Не вышло…
… В Латвии ноябрь дышит не так холодно. Чужие люди, чужой язык. Чужая земля пахнет по-другому в ноябре. Попал сюда в 45-ом научать завоёванный народ коммунизму. А кто ждёт там, в Украине. Сестра (?), которая вышла замуж и особо не интересовалась судьбой родного брата. Тут можно и жизнь строить по-новому. Жениться, семьёй обзавестись, под новым именем, без прошлого, но с будущим. Не отпускает что-то, заставляет просыпаться среди ночи и плакать. За чем!?! Мир ведь уже! Строим коммунизм, а в перспективе -- ударим мировой социалистической революцией по буржуазному жизнеустройству. Председатель колхоза Шелухин, уже не Андрюха, Андрей Максимович. Свой дом, медали, ордена. Молодость. Всего-то двадцать с хвостиком.
-- Письма. Они не доходят. Нужно ехать навестить своих. Я вернусь.
Не вернулся…
… Холодное дыхание ноября загрязнено выбросами химического завода. Два сына, красавица-жена. Жизнь удалась! Иногда поездки в Ригу и Москву. Только ночью сняться сны: тело связиста, висящего прямо на столбе, умирающий Федька с наставлениями позаботиться о матери. «Не пережила она, Федька, зиму». Катя у него лучшая, любимая. Она это знала и пользовалась: командовала и помыкала Андрюхой. А он буквально обожествлял её образ. Она – совершенство. Катя, Катенька, Катюша. И так всегда, до первой морщинки, до первого седого волоса, до последнего зуба. Вечная спутница, единственная зеленоглазая красавица. И даже когда выцвели глаза, поредела коса, Катя осталась той самой красавицей повторившейся во внучках. Три внучки и только один рыцарь, Андрей. Такой же зеленоглазый, как его Катя и просто копия деда. Наконец у него была своя семья. Не чужая, придуманная, навязанная, а его. Её создал он. Целое поколение, не знающее своих корней. Отчёт вёлся от дедушки Андрюши…
… Прохладное дыхание апреля запахло фиалками. Родилась внучка. Очередная, третья. Когда Алена была совсем малышкой, дедушка грел в своих ладонях ее всю. Внучка была настолько крохотная, что действительно, помещалась на дедовых ладонях вся. Когда внучка выросла, мог уместить в своих руках только лишь ее ноги.
У Алены с самого детства всегда первым делом мерзли ноги. Не зависимо от того, натуральный ли был мех в сапогах или искусственный, стриженный или нет; были на ногах шерстяные носки или капроновые, эффект всегда один.
«Лесичка, не бегай по лужам, ноги намочишь», -- кричала ей мама. А все равно они были мокрые и холодные. Да и какое это имело значение, если она шла к дедуле, семеня своими маленькими мокрыми ножкам. Аленины ноги всегда были в надежных руках. Самых ласковых и нежных, больших и теплых, сильных и мозолистых. Такие руки нужно было целовать. И она целовала, перед тем, как вручить свои вечно холодные ножки.
Внучку дедушка обычно примечал издали, как только она показывалась из-за угла соседнего дома. И через минуту бежал открывать двери. Разувал. Сапожки сразу же отправлялись на батарею вместе с мокрыми носками. Она садилась на любимую табуретку возле окна и протягивала, словно дарила каждый раз свои ножки. Они умещались на его ладони легко. И сначала он начинал их тереть, чтобы разогреть. А потом просто согревал, нежно массируя. Она дремала.
* * *
…Она бежала. Она опаздывала, поэтому бежала по лужам. Позапрошлогодние ботинки давно прохудились, и напоминали о себе вечными простудами. Денег на новые «шузы» не было.
Он, как обычно, ждал возле окна. И открывал дверь за пять минут до того, как она вбегала в квартиру и кидалась ему на шею, звонко целуя в любимые уже изрядно помятые временем щеки. Такие родные, сладкие и мягкие. Она проваливалась в них губами, глубоко, со всей любовью. Он (так уж было заведено) относил ботинки на батарею, а она занимала свое коронное место – возле окна. Он садился напротив, на маленьком, низком стульчике возле батареи. Ноги по-прежнему помещались в его ладонях. 36 размер – это не так уж и много! Он грел ноги молча, а она щебетала без умолку. Рассказывала студенческие новости. Он слушал. Терпеливо, не перебивая. Она никогда не знала, о чем он думал в этот момент. Грел ли он еще кому-нибудь так ноги? Сколько гранат Великой Отечественной Войны грели эти руки? И сколько раз закрывали холодные глаза своих фронтовых товарищей? Но в тот момент Она об этом не думала. Она купалась в дедовой любви. Она теребила его поредевшие и совсем белые, словно снег, волосы. «Когда-то у твоего дедули были красивые черные как смоль кудри», -- с нежностью говорила бабушка и словно погружалась в воспоминания.
… Андрей вернулся в свое родное село уже возмужавшим. Куда-то исчез тот юный голубоглазый парень. Может, его убили на войне. О том прежнем Андрюхе напоминали только глаза. Но в них была какая-то практически неуловимая скорбь – они видели смерть. В Катю Андрей влюбился сразу же. Да кто бы не влюбился. Катерина была знатной красавицей на все село – черная коса, зеленые глаза и смуглая кожа. Молодого солдатика она заприметила сразу. Он стал все чаще наведываться в дом к ее родителям, подолгу разговаривал с отцом девушки. Они вспоминали войну, говорили о хозяйстве. Пока однажды Андрюха не набрался смелости и не попросился в зятья. Свадьба была громкой. Гуляли три дня. А после молодые переехали в город. У Кати уже был пятилетний сын, которого Андрей усыновил и стал для него настоящим отцом.
«А когда ты уже нам привезешь своего жениха? Мы с дедом не умрем, пока не увидим его», -- грозилась бабушка. А дедушка только улыбался, грея в ладонях Аленины ноги и повторял: «Полно тебе, когда придет время, познакомит. Молодая еще».
Внучка надевала свои прохудившиеся ботиночки, понимая, что стоит ей только выйти на улицу, как ноябрьский холод пронзит до самых косточек и ноги в минуту станут снова холодными. Но она не ощутит холода, поскольку они уже согреты любовью. Он только качал головой, видя, как она бежит в своих ботинках по замерзшему асфальту. А помочь тоже не мог. Но на самом деле он помогал. Руками. Которыми когда-то убивал немцев, которыми работал на заводе, которыми воровал свеклу у соседей, когда голодал, которыми садил колхозную картошку, которыми управлял колхозом в Латвии, которыми ласкал любимую женщину…
… Холодное дыхание ноября пробирает до костей, замораживая душу. Снег выпал в этом году в ноябре неожиданно. В дедушкиной квартире тепло, темно и грустно. Папа с осунувшимся лицом сидит за кухонным столом на любимом Аленкином месте. Мама помогает бабушке со стиркой. Как все изменилась. Давно Алена не была здесь. С тех самых пор, как уехала учиться в университет. Правда, будучи на первом, втором, третьем и, кажется, четвертом курсе она заходила, когда гостевала у родителей. На Рождество они с братом носили бабушке с дедушкой кутью. Это же было совсем недавно, какой-то год назад! Дедушка был рад. Правда, как-то странно он радовался, все больше плакал. Потом… Что было потом?! Лето. Дедушка на огороде, вечный бабушки помощник и спутник. Они что-то делают, бурьян рвут, кажется. Бабушка, как всегда, командует. Но как-то по-доброму, в голосе чувствуется усталость. «Пойди, приляг в домик», -- ласково, но настойчиво говорит дедушке и он послушно идет. А после? Алена слишком была увлечена своей новой жизнью, учебой, работой. И вот, дедушка уже не встает, не ходит и не ест. Узнает изредка. И то сыновей, Катю и ее. По-особенному, он всегда к Алёне относился. Узнает, отвернется к стене и заплачет. Не хотел, чтобы она видела его таким беспомощным. Всю жизнь сильный и смелый, рыцарь не мог допустить, чтобы видели его слабым и неспособным защитить любимых людей.
-- Дедуль, сегодня у тебя День рожденья. Я принесла подарок. Знала Алёна, что лучший подарок – увидеть её избранники и знать наверняка, что всё у неё будет хорошо. Тогда и умирать можно.
-- Деда, неужели я никогда больше не услышу твоих рассказов о войне?..
…Морозное дыхание февраля не способно заморозить вирусы. Сегодня не стало последнего рыцаря. Скорби, планета! Рыцарей больше нет! Их перестали производить из-за брака чувств. Они получаются исключительно с любовью. А любви больше нет! Алёна не любила февраль. Он зябкий и водянистый. Ноги всегда мокрые, бесконечные простуды. Он крадёт солнце и прячет его до весны, которая может не наступить в…марте. Но когда-нибудь она обязательно наступит. Расцветут одуванчики, и… А пока февраль заморозил песок на могиле, на которой венки из искусственных цветов, ленточки с надписями «от детей и внуков». Алёнин папа организовал всё быстро. Быстро настолько, что она не успела даже на обед. Утром первым автобусом отправилась домой, но всё равно опоздала. Ей хотелось просить водителя ехать быстрее, без остановок. А он, как назло, полз, словно старая черепаха. Спасибо, что хоть не обломался по дороге (в последнее время такое достаточно часто происходило). Теперь её дедуля уже лежал на VIPовском месте среди местных олигархов-бандитов!!! Завтрак на могиле – пережитки язычества. Алена не завтракала с родными. Она ступала по замороженному песку, стуча каблучками дорогущих сапожек. Она старательно обходила лужи, чтобы вода не попадала внутрь. И не потому, что было жалко новую обувь, купленную на первые заработанные ТАКИЕ деньги! Греть ноги больше было не кому. Ее знобило. Ноги как обычно, замерзли. Она с трепетом вспоминала свои дешевенькие прохудившиеся ботинки. В них было во сто крат теплее, чем в новомодных дорогущих сапожках из последней коллекции Carlo Pazolini. Тогда ноги ее были в надежных дедовых руках. Теперь ботинки уже как год были на мусорной свалке, а он -- в земле.
Алена стояла над ещё свежим бугром из песка. Мерзкий ветер вперемешку со снегом пытался прогнать её, заставить спрятаться в тёплом салоне папиного авто, который помог купить дедушка. Было холодно. Её куртка совсем не была предназначена для таких холодов. А подошва модных сапожек из натуральной кожи и меха практически примерзла к песку, покрытому коркой льда. Плевать на ноги, пускай мёрзнут. Какое это имело значение в ту минуту. Бабушка, спотыкаясь, подошла к ней и начала причитать. Алёна ненавидела причитания, особенно бабушкины, хотя понимала, что это часть ритуала и поэтому старалась с этим смириться. Она не плакала. И даже комплектовала по этому поводу. Мол, люди скажут, «во! как она любила дедушку, даже слезники не проронила!». Но, в сущности, ей было плевать на людей. Она плакала без слёз, в душе.
--Прости меня, дедуля, что не сдержала обещание. Не увидел ты суженного моего. Рыцарей больше нет. Для меня нет…
… Ее сердце всегда было в надежных руках. Самых ласковых и нежных, больших и теплых, сильных и мозолистых. А теперь?
… Холодное дыхание ноября подняло над землёй последний лист уходящей осени. Скоро зима. Ранее утро предвещало солнечную, но уже по-зимнему холодную погоду. На пустой парковой алее раздавался стук каблучков от сапог из новой коллекции Dr. Martens. Осень-зима 2010. Красивые, не дешевые и очень теплые. В таких ноги не промокают и не мерзну даже в стужу и слякоть. Уютно завернувшись в кашемировое пальто, Алёна катила перед собой коляску и нежно улыбалась спящему в ней маленькому мальчику. У него были голубые глаза и чёрные волосики. Это был дедушка. Он всегда со своей внучкой.
-- Благодарю…
